Ага, оно самое.
Я часто пишу отчеты и рецензии – я написала их столько, что не смогу вспомнить, о чем они были. Мне присуща журналистская самоуверенность: что бы это ни было, я смогу написать об этом так, чтобы передать все эмоции, смогу не забыть важные детали, смогу заставить поверить, смогу подобрать нужные слова. Концерты Лары всегда становятся исключением. Я боюсь опускать руки на клавиатуру и давать волю пальцам. А вдруг не получится? А вдруг вырвавшиеся строчки станут только жалким подобием того, что я видела, слышала, чувствовала? Страшно. И это не должно стать статьей – слишком много здесь примесей своего, слишком много личного. Иногда журналистский слог убивает смысл.
Три концерта – это слишком много и непозволительно мало. Так странно просыпаться утром и понимать, что сегодня не будет похода за цветами, встречи у служебки, ожидания серебристого Мерседеса с шутками и бешеным смехом. Что не будет этого «Привет, ну как дела сегодня?», не будет этих огромных глаз, в которых нет и тени сомнения в том, что все здесь собравшиеся – друзья, что всем можно верить.
И это так странно, осознавать, что, наверное, начался новый уровень. Если бы три года назад, когда я до дыр засматривала переписанные Бишкой диски и не могла заснуть, не прослушав всю «9», кто-то рассказал мне о том, что будут эти три дня, я бы никогда не поверила. Я и сейчас не очень во все это верю. Только стоит перед глазами этот момент: растерянная улыбка, поворот головы, беглый взгляд на меня – и широкая улыбка, подмигивание и взмах рукой. Это так странно – знать, что ты можешь хоть как-то отблагодарить человека, который повернул твою жизнь на 360 градусов.
Как будто эти три дня были образом, который я сама себе нафантазировала. Раньше мне часто снились Ларины концерты.
И как же хорошо осознавать, что вокруг тебя люди, которым ты можешь доверить все, что думаешь в этот самый момент, пусть это будет глупо, смешно, в неподходящий момент.
Она очень волновалась. Да, был смешной выход на Les homericains, была неизменная улыбка, было “Merci d’etre la, Moscou”, был волшебный голос. Только дрожали руки и совсем слегка – голос. И я никогда не забуду этой паники в глазах, когда весь первый куплет J’y crois encore состоял только из одной строчки. Я перед любым выступлением молюсь, чтобы этого не случилось: сцена, множество направленных на тебя глаз – и вылетевшие из головы слова. И тогда я подумала, что быть по ту сторону сцены – счастье, но и невероятная, нечеловеческая ответственность.
А еще были Софи и Мишель в метре от нас, была Si tu n’as pas d’amour и наши хлопки, и смех Мишель, а потом и Софи. И была игра в гляделки с Ларой и одновременная улыбка – это такой пустяк, но это так много значит.
И I guess I loved you. Это бесценный дар – уметь заставлять верить. Когда нет других мыслей, когда забываешь о будничных проблемах и том, что ждет тебя после темного зала Оперетты. Когда в голове стучит мысль: неужели Женщина на сцене – та же, что встречала нас всего несколько минут назад, торопясь навстречу? Неужели все это возможно – такая искренность, такая честность? «я делаю все немного Слишком…»
Была Pas sans Toi, «я писала ее для определенного человека, но с течением времени поняла, что она посвящена вам. Только вам». Я столько раз пересматривала этот момент на Live 2002, я знаю эти слова наизусть. И никогда – никогда – я не думала, что окажусь в зале, которому она снова решится это сказать. Темный зал и Посвящение… не поднимая глаз, ожидая – примут ли остальные эти слова, какой будет реакция.
Были Humana и Silence вместе с залом, наш бешеный смех и попытки откричаться за все молчащие ряды. Были Ave Maria и Immortelle – я так хотела услышать эту песню в версии Нового Взгляда. Полуоборот к залу и взгляд вверх. «Бессмертная». От этого слова бегут мурашки – потому что это не просто слова, это обещание. Одно из тех обещаний, выполнить которые артисту совсем не просто.
Была Je t’aime – без зала, хотя все были готовы петь. Будто воспоминание – после года перерыва нужно было попробовать на вкус все старые песни, почувствовать, как это было, вспомнить весь путь. От сцены невозможно отвыкнуть. И как никто не может жить без воздуха, Лара ни при каких обстоятельствах не смогла бы жить без музыки. Я видела эти глаза – огромные, неверящие своему счастью, с немым вопросом «Неужели это все правда?»
Я никогда не плакала на Лариных концертах – в прошлом году на Je suis malade по-русски я рыдала навзрыд. В этом году такого не было – слишком другой была энергетика. Слишком счастливой была Лара – почти чересчур, настолько, что и сама она до сих пор не до конца поверила в свое счастье. Тишина в зале, лучи света и тихий голос, будто доверяющий тайну: «Я только что подарила жизнь маленькому человечку - маленькой девочке. и... вы знаете, я никогда не говорю об этом, потому что это настолько личное, но... это такое счастье. это так прекрасно. и я желаю каждому, кто сидит в этом зале, мужчине или женщине, которые еще не узнали этого счастья, получить этот самый прекрасный подарок небес. Когда я писала эту песню, я еще не была мамой и понятно, что теперь она приобретает совсем иной смысл. И сейчас я посвящаю ее маленькой девочке по имени Лу». Еще никто и никогда не говорил об этом с такой легкостью, искренностью и простотой. Не было поиска витиеватых выражений и красивых слов. Не было заранее приготовленной речи. Была невозможность больше держать в себе это огромное, рвущееся наружу счастье. Приоткрылось окошко, и каждый увидел немного света – искрящегося, прозрачного, света с запахом леденцов, моря и ванили. У счастья маленькие пальчики и ясные глаза, оно еще не умеет разговаривать но уже умеет улыбаться. Для счастья в тот вечер была Бамбина – и ее пела женщина, ставшая Мамой. Мечтавшая об этом много лет. Принимающая как подарок то, что многим кажется банальностью. И были привычные, наизусть выученные строчки – которые теперь невозможно воспринимать по-старому. «Малышка, мне тебя не хватает.» Слезы тихо катились по щекам, она и не пыталась прятать или стирать их. И была улыбка и родной «детский» голосок сквозь слезы и протянутая куда-то рука. Это невероятно тяжело и невероятно прекрасно – скучать по своему ребенку. По Своему Ребенку. Доверить сотням людей прикоснуться к этому счастью – невероятная смелость, непростой шаг. Эти строчки, сказанные перед песней, еще звенят у меня в ушах. И пусть я забуду этот момент через много лет – я знаю, в какую минуту я вспомню о них.
Были Le tour du monde и наше «Четверо!!» на ставший привычным вопрос «Возможно, однажды нас станет… трое?». Понимающая улыбка, хитрый блеск в глазах: «Окей!».
Была «песня про бомжа» с невероятным вступлением – это было не выступление певицы, но появление актрисы. И как же я люблю эти моменты – моменты полного понимания между певцом и музыкантом. И руки, свободно бегающие по клавишам, и шутливый голос: «как, и это все?»
А потом было Адажио – акапелла. В тот момент я поймала себя на мысли, что не решилась бы на такое. А она просто сделала это – потому что «вы столько раз об этом просили». Просто одинокий луч свете, гробовая тишина и маленькая женщина с волшебным голосом. Закрыв глаза, поющая об одиночестве.
Была неловкая пауза перед Je me souviens. «Не обращайте внимания, это истеричный смех, он пройдет». Этот диалог с публикой – не игра. Просто она не может жить по-другому. Она не может делать вид, что ничего не произошло во время смешного момента – она будет смеяться. И будем мы – вместе с ней.
Была Je suis malade на последнем концерте. С севшим голосом, с невероятной усталостью. Но была – потому что Попросили. Потому что она не может отказать. И когда она, шатаясь, подошла к краю сцены, чтобы через силу петь последние строчки, я не знала, куда деть руки, настолько они дрожали. Такая искренность пугает, не может не пугать. И после песни вопрос «Встаем?», произнесенный шепотом, с бешеными глазами, был скорее риторическим. Трое подскочили вместе со мной, и когда зажегся свет, в зале были только мы и она. И она почувствовала это, показав на нас со смехом. А потом на нас посмотрел весь зал и…. поднялся со своих мест. Я ждала этого момента четыре года – даже не побывав на первом своем концерте я мечтала об этой минуте – русский концертный зал, стоя аплодирующий этому человеку. Я смотрела концертный двд из Франции, я побывала в Казино в Париже. И как же мне хотелось привести эту атмосферу с собой – в Москву. «мы подняли зал» - это не пустой звук. Это четыре года мечты. И не только нашей… Лара, плача, повторяющая «Спасибо, спасибо, я так вас люблю», прижимающая руку к груди, закусывающая губы. Я обернулась на зал – люди, с улыбкой, стоя благодарящие ту, которую я отблагодарила еще год назад. Невероятное ощущение.
И был Angel – тихим голосом, она пела для всех – и в первую очередь для себя. И тоненькие лучи света, и звуки рояля, и хрустальный голос. И удивительный свет – специально оставленный до конца – чтобы каждый мог набрать себе столько, сколько нужно – до следующего года. «Спасибо. Мы увидимся очень скоро.»
А потом была служебка после концерта – один из тех моментов, которые я не забуду никогда. Шепотом, кутаясь в шарф, она говорила с толпой, произносила такие простые и такие невероятные слова: «Вы даже не представляете себе, какое это счастье – быть здесь. Москва - город моего сердца, я обязательно вернусь сюда. Я очень, очень вас люблю. Спасибо вам за все.» Огромные глаза с еще не высохшими слезами – совсем близко, комок в горле и пронзающая боль – от того, что все закончилось? Или от осознания несовершенства многого? В такие моменты особенно хорошо осознаешь это несовершенство. Но я знала, что в этом огромной толпе было, по крайней мере, четыре человека, чувствующих то же, что и я. И это тоже счастье. Именно за это я поблагодарила ее в прошлом году, прерывающимся голосом, глядя прямо в глаза. За возможность чувствовать понимание.
Этот год был не самым легким. В моей жизни было столько работы, учебы, проблем, что я закрылась – так, как не закрывалась еще никогда. От доброты, искренности, участия. Я даже не осознавала, что мне так не хватало всего этого. Даже не представляла, что я так соскучилась по Ларе. Даже не думала, что буду так широко улыбаться на ее “ah, ca va?”, когда она узнала меня с прошлого года. Мне как никогда раньше был нужен этот свет – и я получила его столько, что могу делиться. Я не знаю, что делать с этим невероятным счастьем, с верой, которой давно не было, с надеждой, которую я уже не искала.
Я просто невероятно рада – что та, которая из года в год дарила счастье другим, наконец-то нашла его сама. Оно плещется в глазах, оно слетает с кончиков пальцев, искрится в тихих нотах. Оно ждет дома свою маму. И мы видели все это – видели так близко, возможно, даже «слишком». Спасибо – слишком мало, но другого нет. Спасибо, Лара. A tres bientot.
Три концерта – это слишком много и непозволительно мало. Так странно просыпаться утром и понимать, что сегодня не будет похода за цветами, встречи у служебки, ожидания серебристого Мерседеса с шутками и бешеным смехом. Что не будет этого «Привет, ну как дела сегодня?», не будет этих огромных глаз, в которых нет и тени сомнения в том, что все здесь собравшиеся – друзья, что всем можно верить.
И это так странно, осознавать, что, наверное, начался новый уровень. Если бы три года назад, когда я до дыр засматривала переписанные Бишкой диски и не могла заснуть, не прослушав всю «9», кто-то рассказал мне о том, что будут эти три дня, я бы никогда не поверила. Я и сейчас не очень во все это верю. Только стоит перед глазами этот момент: растерянная улыбка, поворот головы, беглый взгляд на меня – и широкая улыбка, подмигивание и взмах рукой. Это так странно – знать, что ты можешь хоть как-то отблагодарить человека, который повернул твою жизнь на 360 градусов.
Как будто эти три дня были образом, который я сама себе нафантазировала. Раньше мне часто снились Ларины концерты.
И как же хорошо осознавать, что вокруг тебя люди, которым ты можешь доверить все, что думаешь в этот самый момент, пусть это будет глупо, смешно, в неподходящий момент.
Она очень волновалась. Да, был смешной выход на Les homericains, была неизменная улыбка, было “Merci d’etre la, Moscou”, был волшебный голос. Только дрожали руки и совсем слегка – голос. И я никогда не забуду этой паники в глазах, когда весь первый куплет J’y crois encore состоял только из одной строчки. Я перед любым выступлением молюсь, чтобы этого не случилось: сцена, множество направленных на тебя глаз – и вылетевшие из головы слова. И тогда я подумала, что быть по ту сторону сцены – счастье, но и невероятная, нечеловеческая ответственность.
А еще были Софи и Мишель в метре от нас, была Si tu n’as pas d’amour и наши хлопки, и смех Мишель, а потом и Софи. И была игра в гляделки с Ларой и одновременная улыбка – это такой пустяк, но это так много значит.
И I guess I loved you. Это бесценный дар – уметь заставлять верить. Когда нет других мыслей, когда забываешь о будничных проблемах и том, что ждет тебя после темного зала Оперетты. Когда в голове стучит мысль: неужели Женщина на сцене – та же, что встречала нас всего несколько минут назад, торопясь навстречу? Неужели все это возможно – такая искренность, такая честность? «я делаю все немного Слишком…»
Была Pas sans Toi, «я писала ее для определенного человека, но с течением времени поняла, что она посвящена вам. Только вам». Я столько раз пересматривала этот момент на Live 2002, я знаю эти слова наизусть. И никогда – никогда – я не думала, что окажусь в зале, которому она снова решится это сказать. Темный зал и Посвящение… не поднимая глаз, ожидая – примут ли остальные эти слова, какой будет реакция.
Были Humana и Silence вместе с залом, наш бешеный смех и попытки откричаться за все молчащие ряды. Были Ave Maria и Immortelle – я так хотела услышать эту песню в версии Нового Взгляда. Полуоборот к залу и взгляд вверх. «Бессмертная». От этого слова бегут мурашки – потому что это не просто слова, это обещание. Одно из тех обещаний, выполнить которые артисту совсем не просто.
Была Je t’aime – без зала, хотя все были готовы петь. Будто воспоминание – после года перерыва нужно было попробовать на вкус все старые песни, почувствовать, как это было, вспомнить весь путь. От сцены невозможно отвыкнуть. И как никто не может жить без воздуха, Лара ни при каких обстоятельствах не смогла бы жить без музыки. Я видела эти глаза – огромные, неверящие своему счастью, с немым вопросом «Неужели это все правда?»
Я никогда не плакала на Лариных концертах – в прошлом году на Je suis malade по-русски я рыдала навзрыд. В этом году такого не было – слишком другой была энергетика. Слишком счастливой была Лара – почти чересчур, настолько, что и сама она до сих пор не до конца поверила в свое счастье. Тишина в зале, лучи света и тихий голос, будто доверяющий тайну: «Я только что подарила жизнь маленькому человечку - маленькой девочке. и... вы знаете, я никогда не говорю об этом, потому что это настолько личное, но... это такое счастье. это так прекрасно. и я желаю каждому, кто сидит в этом зале, мужчине или женщине, которые еще не узнали этого счастья, получить этот самый прекрасный подарок небес. Когда я писала эту песню, я еще не была мамой и понятно, что теперь она приобретает совсем иной смысл. И сейчас я посвящаю ее маленькой девочке по имени Лу». Еще никто и никогда не говорил об этом с такой легкостью, искренностью и простотой. Не было поиска витиеватых выражений и красивых слов. Не было заранее приготовленной речи. Была невозможность больше держать в себе это огромное, рвущееся наружу счастье. Приоткрылось окошко, и каждый увидел немного света – искрящегося, прозрачного, света с запахом леденцов, моря и ванили. У счастья маленькие пальчики и ясные глаза, оно еще не умеет разговаривать но уже умеет улыбаться. Для счастья в тот вечер была Бамбина – и ее пела женщина, ставшая Мамой. Мечтавшая об этом много лет. Принимающая как подарок то, что многим кажется банальностью. И были привычные, наизусть выученные строчки – которые теперь невозможно воспринимать по-старому. «Малышка, мне тебя не хватает.» Слезы тихо катились по щекам, она и не пыталась прятать или стирать их. И была улыбка и родной «детский» голосок сквозь слезы и протянутая куда-то рука. Это невероятно тяжело и невероятно прекрасно – скучать по своему ребенку. По Своему Ребенку. Доверить сотням людей прикоснуться к этому счастью – невероятная смелость, непростой шаг. Эти строчки, сказанные перед песней, еще звенят у меня в ушах. И пусть я забуду этот момент через много лет – я знаю, в какую минуту я вспомню о них.
Были Le tour du monde и наше «Четверо!!» на ставший привычным вопрос «Возможно, однажды нас станет… трое?». Понимающая улыбка, хитрый блеск в глазах: «Окей!».
Была «песня про бомжа» с невероятным вступлением – это было не выступление певицы, но появление актрисы. И как же я люблю эти моменты – моменты полного понимания между певцом и музыкантом. И руки, свободно бегающие по клавишам, и шутливый голос: «как, и это все?»
А потом было Адажио – акапелла. В тот момент я поймала себя на мысли, что не решилась бы на такое. А она просто сделала это – потому что «вы столько раз об этом просили». Просто одинокий луч свете, гробовая тишина и маленькая женщина с волшебным голосом. Закрыв глаза, поющая об одиночестве.
Была неловкая пауза перед Je me souviens. «Не обращайте внимания, это истеричный смех, он пройдет». Этот диалог с публикой – не игра. Просто она не может жить по-другому. Она не может делать вид, что ничего не произошло во время смешного момента – она будет смеяться. И будем мы – вместе с ней.
Была Je suis malade на последнем концерте. С севшим голосом, с невероятной усталостью. Но была – потому что Попросили. Потому что она не может отказать. И когда она, шатаясь, подошла к краю сцены, чтобы через силу петь последние строчки, я не знала, куда деть руки, настолько они дрожали. Такая искренность пугает, не может не пугать. И после песни вопрос «Встаем?», произнесенный шепотом, с бешеными глазами, был скорее риторическим. Трое подскочили вместе со мной, и когда зажегся свет, в зале были только мы и она. И она почувствовала это, показав на нас со смехом. А потом на нас посмотрел весь зал и…. поднялся со своих мест. Я ждала этого момента четыре года – даже не побывав на первом своем концерте я мечтала об этой минуте – русский концертный зал, стоя аплодирующий этому человеку. Я смотрела концертный двд из Франции, я побывала в Казино в Париже. И как же мне хотелось привести эту атмосферу с собой – в Москву. «мы подняли зал» - это не пустой звук. Это четыре года мечты. И не только нашей… Лара, плача, повторяющая «Спасибо, спасибо, я так вас люблю», прижимающая руку к груди, закусывающая губы. Я обернулась на зал – люди, с улыбкой, стоя благодарящие ту, которую я отблагодарила еще год назад. Невероятное ощущение.
И был Angel – тихим голосом, она пела для всех – и в первую очередь для себя. И тоненькие лучи света, и звуки рояля, и хрустальный голос. И удивительный свет – специально оставленный до конца – чтобы каждый мог набрать себе столько, сколько нужно – до следующего года. «Спасибо. Мы увидимся очень скоро.»
А потом была служебка после концерта – один из тех моментов, которые я не забуду никогда. Шепотом, кутаясь в шарф, она говорила с толпой, произносила такие простые и такие невероятные слова: «Вы даже не представляете себе, какое это счастье – быть здесь. Москва - город моего сердца, я обязательно вернусь сюда. Я очень, очень вас люблю. Спасибо вам за все.» Огромные глаза с еще не высохшими слезами – совсем близко, комок в горле и пронзающая боль – от того, что все закончилось? Или от осознания несовершенства многого? В такие моменты особенно хорошо осознаешь это несовершенство. Но я знала, что в этом огромной толпе было, по крайней мере, четыре человека, чувствующих то же, что и я. И это тоже счастье. Именно за это я поблагодарила ее в прошлом году, прерывающимся голосом, глядя прямо в глаза. За возможность чувствовать понимание.
Этот год был не самым легким. В моей жизни было столько работы, учебы, проблем, что я закрылась – так, как не закрывалась еще никогда. От доброты, искренности, участия. Я даже не осознавала, что мне так не хватало всего этого. Даже не представляла, что я так соскучилась по Ларе. Даже не думала, что буду так широко улыбаться на ее “ah, ca va?”, когда она узнала меня с прошлого года. Мне как никогда раньше был нужен этот свет – и я получила его столько, что могу делиться. Я не знаю, что делать с этим невероятным счастьем, с верой, которой давно не было, с надеждой, которую я уже не искала.
Я просто невероятно рада – что та, которая из года в год дарила счастье другим, наконец-то нашла его сама. Оно плещется в глазах, оно слетает с кончиков пальцев, искрится в тихих нотах. Оно ждет дома свою маму. И мы видели все это – видели так близко, возможно, даже «слишком». Спасибо – слишком мало, но другого нет. Спасибо, Лара. A tres bientot.
-
-
31.05.2008 в 14:13Спасибо!
-
-
31.05.2008 в 14:43-
-
02.06.2008 в 12:43спасибо тебе, Аль.
надо было ехать... плюнуть на все, залезть в долги и поехать...
ну ничего. все еще впереди!
-
-
02.06.2008 в 23:04Пен, ну ты для меня вообще гуру отчетов. так что от тебя такое читать вдвойне приятно.
очень я жалела, что вас с Бищей не было... а потом жалела, что меня в Киеве не было) ничего, в следующий раз)